Очайрование
Автор
Александр Куприянов
Меня знакомили с многими Великими чаями. Не со всеми мы сошлись характерами. Самой яркой оказалась встреча...
В мире иллюзий
Мы встретились.
Белая Сакуры метель.
Валери Вашест
Мы встретились.
Белая Сакуры метель.
Валери Вашест
Ча-ры? «Ча» — понятно, чай. «Ры» — пожалуй, ры-чаг, порождающий мощь мышления, пробуждающий интуицию в ходе и после чайного действа. Живая сила солнца, собранная вытянувшимися с горного склона к небу листочками, проскользнув по языку к нëбу, возносит в параллельную ежедневности яркую медитативную реальность, где за чаем случаются необычайные нечаянные встречи с людьми, предметами и событиями промелькнувшей жизни. Там возможны фантазийные блиц-интервью с великими чаями, обретающими зрительную явность и аромат, явленный при знакомстве.
Медитация 1. Афганские чаепития
В поиске духа мой любимый избрал
путь самурая.
Слёз не увидел и уходя на закат
мне улыбнулся.
Белой сакуры в небо летят лепестки
чтобы вернуться.
Кицуне Миято
путь самурая.
Слёз не увидел и уходя на закат
мне улыбнулся.
Белой сакуры в небо летят лепестки
чтобы вернуться.
Кицуне Миято
Оглушительно знойным кандагарским августом офицер афганской службы безопасности широким жестом пригласил меня к столу, уставленному вазами с фруктами, украшенному в центре традиционным чайным набором. Толстостенные небольшие стаканчики были предназначены послужить пиалами. Случившийся на сей раз чайный лист, разворачивающийся в кипятке крупными коричневыми хлопьями, в советской сороковой армии именовали «караванным». Выращенный не для продажи или дикий, собранный в ближних предгорьях Гималаев, скрученный и ферментированный вручную, по-домашнему, он использовался для личного потребления. Хозяин плеснул немного настоя из фарфорового чайника в ближний стакан, из него перелил в соседний и — далее по очереди, — в каждый из стоящих перед ним стаканчиков по числу гостей, после чего аккуратно вылил эту первую порцию в большую ничейную чашу. То ли жертву принес, то ли (сугубо рационально) выплеснул первую порцию, к которой могли примешаться ароматы чуждой пыльцы соседних с родительским кустом цветоносов, и приготовил посуду к восприятию чая. Уже крохотный первый глоток отозвался легкой медовой нотой, подчеркнутой сладостью вобравшего в себя солнечный жар и знойный выдох соседствующей пустыни Регистан кишмишевого винограда. Зной, похоже, отступил. Неспешная беседа...
Вечером, в расположении приютившего меня подразделения советских войск, пришлось перебить чайное послевкусие непременным отваром верблюжьей колючки — нейтральным по вкусу универсальным спасителем слабых европейских желудков от опасностей местной воды и пищи.
Годом позже близ провинциального центра Гардез, в ста километрах южнее столицы, поразило огромное рисовое поле, на котором в свете жаркого полуденного солнца яркими пятнами выделялись красные, по местному обычаю, чатри — женские покрывала, полностью скрывающие лицо и фигуру. Работали исключительно женщины. Мужчины племени были заняты серьезным делом, требующим полной сосредоточенности и самоотдачи — сидя в тени окаймляющих плантацию деревьев и попивая освежающий чай, с ружьями на коленях они охраняли работающих. Сохраняя бдительную зоркость глаза и твердость руки, на случай, если оружие пойдет в ход, они заодно и за работой присматривали. Чай наверняка был хорош, а чувство неловкости от увиденного «восточного» способа производства сохранилось в памяти не рассосавшимся шрамом.
Медитация 2. Знакомьтесь, Тай Пин Хоу Куй, это Александр
Слова не должны отвлекать внимание
на самих себя, потому что истина
— за пределами слов.
Мацуо Басё
на самих себя, потому что истина
— за пределами слов.
Мацуо Басё
Меня знакомили с многими Великими чаями. Не со всеми мы сошлись характерами. Самой яркой оказалась встреча, расшифрованная из смутных медитативных образов в форме интервью, проведенного отдыхающим перед началом Пути ангелоподобным Вестником, с Великим чаем по поводу его встречи со мной.
— Почтенный Тай Пин Хоу Куй, как Вы познакомились с Александром?
— С Алом, да и меня можете именовать просто Хоу. Меня представил ему Мастер Ван. Приятная музыка, интерьер для одинокой медитации…
— Одинокой?
— Ну, вместе со мной, разумеется. Ал нежным выдохом согрел меня, словно поцелуем, и я, чуть шевельнувшись в фарфоре чахэ, поверхностным ароматом листьев просочился сквозь ноздри — пощекотать нëбо намеком грядущей радости.
— Вы поэтичны…
— Происхождение от славных предков обязывает. Полторы тысячи лет… Это наше семейное предание:
Две недели буддистский монах Бодхидхарма медитировал в пещере на горе Ча. Тяжелые веки слипались, а голова падала на плечи. Раз за разом. Разгневавшись на самого себя, он вырвал непослушные веки, бросил их на землю и его ресницы проросли кустами чая, дарящего ныне бодрость не только монахам Шаолиня.
Мои вытянутые острые листочки ведут свое происхождение от благородных ресниц первого патриарха учения Дзен. Сходство, несомненно, не так ли?
— Вы очень похожи на крупные ресницы. Но мы отвлеклись, продолжайте.
— Затем Мастер разложил мои удлиненные листья в специальную чашечку и рассказал Алу о моем благородном происхождении и о поколениях славных предков, их знатности и доблестях, титуле Великого чая, хранимом в моем сердце…
— Как все серьезно. Словно перед венчанием.
— Разумеется. Для медитации со мной нужна хорошая вода. Вскипевшая и чуть охлажденная. Ван проверил температуру восходящего пара нежной кожей внутренней стороны запястья и, когда она стала подходящей, перелил в термос. Потом вылил на меня правильную порцию кипятка и я отдал свой первый самый страстный аромат, чуть пощекотав нëбо вначале через ноздри, а затем в радостном глотке–слиянии. Нам с Алом обоим грезились заснеженные вершины и счастливое весеннее солнце, набухающие почки… Мы проросли и устремились по лучу света в Космос… Моя энергия через его сверхсознание вывела нас к первому Акту Творения… «Без дуновения дышало единое …»
— В дальнем космосе таких слов нахватались?
— Я еще сдерживаюсь…
— И что потом?
— Семь или восемь подобных слияний дали мне возможность раскрыть каждую вкусовую ноту. Вначале я выдерживал в кипятке лишь четыре дыхания (вдох-выдох). В конце дошло до восьми или даже десяти — я рассеялся и не слишком хорошо это помню.
Да, а потом, в изнеможении еще полдня я неторопливым послевкусием восходил через нëбо к темени и — вверх по переходу из голубого в синеву восходящего луча света, в загалактическую вселенную.
— Как в любви – каждая последующая ласка продолжительнее предыдущей…
— Там цвет другой — желто-оранжевый. Да, Ал тоже сравнил это с чем-то любовным, стихи…
«В тот день всю тебя от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.»
Любви ведомы беспредельности пространства и времени.
Еще он сравнивал возникшее послевкусие со слогом Пин моего имени, произнесенным вот так:
П-и-н-н-н-н-н…
— Примите мою благодарность за сказание. Получена Весть.
Медитация 3. Чайные оргии
Бездумно
Дорогие трачу куренья.
Весенний вечер.
Весенние сумерки.
Из мимо идущих никто
Домой не спешит
Еси Бусон.
Дорогие трачу куренья.
Весенний вечер.
Весенние сумерки.
Из мимо идущих никто
Домой не спешит
Еси Бусон.
В СССР не было привычного ныне разнообразия чаев и табачных радостей. Но и с тем, что было доступно, сама себя пьянящая молодость ухитрялась устраивать то, что по прошествии времени стало вспоминаться как чайно-табачные оргии. Вдвоем с другом мы подбирали коллекцию из трех-пяти видов сигарет, стольких же видов папирос, включая непременную сталинскую «Герцеговину Флор» и нескольких сортов повсеместно распространенных свидетельств советско-кубинской дружбы — гаванских сигар, от сколько-то копеечных «Partagas» до более дорогих «Romeo y Julieta» и уж совсем дорогих рублевых «Montecristo».
В сопровождении добытых к случаю пяти-шести видов чая на довольно простых принципах сочетания мягких и резких вкусовых нот удавалось выстраивать затейливый узор времени, заполненного беседой.
После резкого индийского чая — сигара, затем мягкий зеленый или желтый, и нежно-задумчивая «Герцеговина». И под все это богатство хорошо думалось и говорилось — о смысле и глупости житейской повседневности и извивах математических конструкций… По прошествии нескольких десятилетий отказа от табака именно эти табачно-чайные видеоароматические клипы прошлого ощущаются потерей.
Медитация 4. Нечайные радости
О, сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему
— В этом высший подвиг цветка.
Мацуо Басё
Но каждый цветет по-своему
— В этом высший подвиг цветка.
Мацуо Басё
Чтобы собирать цветы липы для приготовления медово-ароматного настоя — непременного аксессуара банной церемонии и чайно-вечерней радости — требуется лестница изрядной высоты. А чтобы обонять белорусский чабор, можно просто лечь в летнюю траву, сплошь усыпанную его розоватыми цветочками, да хоть где-нибудь на окраине Минска. Собрал, засушил — добрая добавка к чаю, да и сам по себе он дает вкусный отвар с ярким запоминающимся запахом. Этим он выгодно отличается от, скажем, почти безвкусного, хотя и чрезвычайно полезного крапивного отвара и сока, любимого семейного снадобья.
В бане, настоящей русской, где посетители с радостным оживлением обсуждают отличие аромата, производимого в парной рузской полынью, от полыни черноземной, тонкие чайно-вкусовые изыски уступают в популярности букету пахучих трав и чайно-травяных коктейлей, составленных, впрочем, без особого шика. Шиповник, мята, мелисса, или липа используются в качестве добавки к распространенным сортам черного чая, индийского или цейлонского, заботливо приготовленного в термосе. Не слишком прихотливы в чайном действе и «моржи», как бегающие искупаться к ближней проруби из дома, так и приезжающие к ней на автомобиле. Длительное переохлаждение — в моем случае до десяти минут — так же, как и парная, — самостоятельный путь к медитативной глубине чувств. Если вслед за индусами представлять тело оболочкой и вместилищем духа, то температурный экстрим очищает и промывает эту оболочку изнутри, с духовной то есть стороны, как одежду при стирке. Содержимое термосов и чайников оказывается при этом на вторых, хотя и крайне важных, ролях.
Мой дачный вариант создания травяных смесей-отваров по настроению из подручных средств — курильского чая, двух сортов базилика (обычного и лимонного), мелиссы и тархуна оказывается богаче. Вообще-то тархун хорош в водах Лагидзе, введенных в советский оборот лет тридцать назад, но и в завариваемые настои он способен внести своеобразие собственной пахучей ноты. Сильные в ароматическом отношении травы и листья лучше не смешивать. Курильский чай, тархун и (по сезону) листья земляники, малины и т.п. хороши в качестве наполнителей, а главной нотой у меня чаще оказывается базилик лимонный, мелисса или, скажем, лист смородины, цветок сливы. Все это — подлинные пути наслаждения природой среднерусского лета и весны. Способ ощутить великую мощь матери-земли, породившей прелесть вкуса и аромата, своего с ней единения.
В период цветения вишни замечательно в процессе чаепития любоваться усыпанными цветами деревьями. Не потому, что так поступают японцы. Не зазвучит как должно на среднерусской равнине хайку Такараи Кикаку:
Утренняя звезда!
Нет среди вишен покоя
Облачку на горе.
Негде у нас блуждать облакам среди вишен и цепляться за склоны несуществующих гор. Не обязательно декламировать подобающие стихи. Свершающееся цветение столь прекрасно и мимолетно, что достойно радостного сопереживания в созвучном моменту стиле. Напиток дополняет и оттеняет восторги зрения в размышлении о быстротекущей жизни и ее ускользающе-тленной красоте.
Радость плодотворного мышления, возникающая при общении с чаем, превосходно описана Басё:
К хворостяной лачуге
Вихрь горстку листьев подбросил
Воды вскипячу для чая.
Даже нищая, выглядящая почти никчемной жизнь, согретая чайником чая, обретает радостное тепло и смысл.
***
Вот так я и дружу по жизни с чаями. И они со мной. Не обижаясь на доставляемые кустам неприятности:
Все листья сорвали сборщицы...
Откуда им знать, что для чайных кустов
Они — словно ветер осени!
Ибо с листьями роскошь общения взаимна. Спросите Тай Пина.
Опубликовано 01.02.2011