«Медицина 2.0»: кто в ответе за твое здоровье?

Пандемия COVID 19 стала своеобразным триггером для развития медицины и системы здравоохранения, стимулирующим переход на новый уровень к «Медицине 2.0». При этом, с одной стороны, ситуация с коронавирусом показала, что отрасль заметно отстала и в технологическом, и в организационном плане от развития общества, а с другой – продемонстрировала необходимость корректировки вектора развития с учетом новых серьезных рисков.

Передовая, но отстающая отрасль

Отставание заметно прежде всего на уровне доступности, удобства и оперативности получения квалифицированных медицинских услуг. За последние годы общество уже привыкло к тому, что дистанционно либо с серьезной степенью автоматизации оно может получать услуги не только со стороны коммерческих структур, но и от государства. Медицина, несмотря на отдельные подвижки, оставалась одной из наиболее консервативных отраслей именно в плане взаимодействия с потребителями.

Возможно, одна из причин кроется в традиционной закрытости медицинского сообщества, заложенной еще, вы удивитесь, Гиппократом, который не советовал раскрывать пациентам все подробности болезни, ограничиваясь скупыми рекомендациями по лечению. Цифровизация этому принципу противоречит, поскольку упрощает доступ к информации не только для жрецов медицины, но и для простых смертных – пациентов, которые смогут если не понять, то по крайней мере увидеть то, что видит врач.

Что же касается корректировки вектора развития медицины и системы здравоохранения в целом, то пандемия показала, что многие развитые страны, в частности США, вкладывающие огромные средства в фармакологию, новейшие способы лечения и диагностики, не добились адекватного успеха в кризисной ситуации, по ряду показателей показав не то что не лучшие, а скорее худшие результаты. При этом даже по уровню проникновения телемедицины США еще до пандемии были в числе мировых лидеров. Но и это не помогло.

Проблем с построением «Медицины 2.0» две: развитие технологий (медицинских и тех, что позволяют упрощать получение качественных медуслуг) и выбор принципов здравоохранения, на которые можно опираться, выстраивая систему охраны и улучшения здоровья.

Вопросы эти взаимосвязаны, поскольку от того, какую систему мы строим, напрямую зависит, на каких технологиях она будет основана. И наоборот, технологическая база – основа того, на чем мы в принципе можем строить реально работающее здравоохранение.

Каждой эпохе – свою медицину

В эпоху индустриальной революции считалось, что общество должно стремиться к тому, чтобы больного человека, точнее потерявшего способность работать в полную силу, как можно быстрее вернуть к станку. Рост производства поспособствовал формированию общества потребления, где таким же, как и все прочие, объектом купли-продажи стали медицинские услуги. Чем больше больных людей мы обнаружим и чем больше недугов у них найдем – тем больше лекарств и услуг сможем продать.

Выяснилось, что необязательно продавать лечение самому человеку. Можно делать это опосредованно – продавая лекарства и услуги по лечению граждан государству, формирующему систему бесплатного здравоохранения. Государству она стала необходима, поскольку поддерживает численность населения, обеспечивает рост ВВП и гарантирует адекватный уровень удовлетворенности общества, на котором государство, собственно, и стоит, а точнее балансирует, пока есть такая возможность.

Общенациональные системы здравоохранения в том виде, какими мы их знаем сегодня, появились в начале прошлого века. В континентальной Европе определенным эталоном стала основанная на страховании система Бисмарка, внедренная сначала в Германии, а затем с некоторыми изменениями перекочевавшая в другие страны. А в СССР в 20-е годы усилиями Николая Семашко была создана своя система, которая на тот момент стала одной из наиболее передовых и даже послужила прообразом британской – той, что стали выстраивать в королевстве после Второй мировой войны.

Все эти системы отличало одно: они подстраивались под индустриальное общество, то есть под людей, которые массово переезжали из деревень в города и начинали работать на промышленных предприятиях. К слову, проблема пандемий по-новому прозвучала уже тогда – один заболевший туберкулезом ставил под угрозу деятельность целого предприятия, а значит, и его контрагентов. Соответственно, система начала искать способы противостояния, формировать модель предотвращения эпидемий и быстрого возвращения заболевших людей к труду.

От универсального здоровья – к личному

Это привело к изменению отношения человека к своему здоровью. В подсознании сформировался принцип «если я заболел, меня обязаны вылечить – это записано в Конституции, это выгодно компании, где я работаю». То есть здоровье человека стало, по сути, принадлежать не лично ему, а государству и бизнесу.

Индустриальный подход коснулся и подхода к понятию здоровья, которое, так же как и все прочее, сделали универсальным. Для каждого возраста система постепенно подобрала оптимальные характеристики – по давлению, остроте зрения и пр. Нормы ГТО, если хотите. Естественно, они корректировались в соответствии с тем, как менялись условия труда. Сначала основой индустриального общества были синие воротнички – работяги, потом, с переходом на сервисную экономику, пришли воротнички белые, иначе говоря, офисный планктон. Сейчас идет еще одна трансформация – под специфику труда, обеспечивающую продуктами и сервисами нынешнюю «информационную эпоху».

В процессе этой трансформации появилось понимание, что в обществе растет прослойка людей, которые делают что-то нешаблонное. И в плане результата, и в плане самого подхода к работе. В прошлом веке для них придумали термин – «креативный класс». Это не только художники и писатели, а представители самых разных профессий, от которых ждут нерутинного результата и, соответственно, позволяют им вольности – отходы от жестких правил организации трудового процесса.

Исторический опыт показал, что во многом именно от упомянутых выше «креативных людей» напрямую зависят глобальные тренды. Те, что меняют ход истории. Ускоряют или замедляют его. Именно эти люди способны приблизить индустриальные революции (не путать с цветными), в ходе которых прежде не игравшая заметной роли в мировой истории страна может неожиданно стать глобальным игроком. А значит, креативный класс стоит развивать. Чем его больше, чем он более развит, тем лучше для страны.

Как это отражается на медицине и здравоохранении? Самым непосредственным и радикальным образом. Рушатся те самые, созданные в индустриальную эпоху универсальные шаблоны здоровья. И не только потому, что люди отличаются по генотипу, условиям работы и проживания, а по причине того, что даже одному и тому же человеку требуется разное «количество» здоровья в зависимости от его настроения и целей, которые он перед собой ставит. Например, если тебе нужно в тапочках дойти от дивана до холодильника в домашнем офисе – необходимо «одно здоровье», а если ты, повинуясь какой-то шальной идее, решил покорить Эверест (что с традиционной точки зрения скорее вредно – экстремальные нагрузки, износ органов и т. д.), то совсем другой запас прочности нужен.

Больше знаешь – дольше проживешь

Второй важный момент – информационная эпоха привела к потреблению людьми гораздо больших объемов данных. Мы все незаметно подсели на потоки фактов и цифр, визуальных и иных образов, картинок, сюжетов, которые привыкли постоянно получать и как-то внутри себя обрабатывать. Эту потребность общества уже не получается игнорировать. В том числе в медицине. Значит, для обеспечения стабильности ее нужно регулировать. Управлять ею. И, таким образом, мы приходим к базовому принципу формирования «Медицины 2.0» – персональному подходу к персональным медицинским данным, основанному на персональных целях и задачах.

То есть речь идет уже не о лечении, не о профилактике как таковой, тем более не о возвращении к конкретному станку. И даже не о продолжительности жизни. Речь о том, что человеку возвращают часть ответственности за его здоровье (государство и бизнес идут на это, как всегда, добровольно-принудительно), дают ему гораздо больше информации (прости, Гиппократ). Но самое главное, что все это делается не в обмен на количество гаек, которые человек завернет за трудовую смену, а за развитие, которое он обеспечит себе, а заодно и обществу.

Но на это накладывается «война стандартов», в которой сегодня участвуют как медицинские, так и технологические компании, сражающиеся за контроль на рынках в разных странах и находящиеся в ожидании новой прорывной технологии, которая ляжет в основу очередной индустриальной революции. Ею могут стать как уже широко известные, но пока не доведенные до ума направления, такие как термоядерный синтез, квантовые компьютеры, генетические исследования, так и какая-то непопулярная пока идея, воплощение которой в технологию даст толчок к глобальным переменам в обществе.

Государственная и бизнес-медицина

Безусловно, это всего лишь моя скромная попытка сформулировать принципы, над которыми сегодня размышляют государственные, коммерческие и отраслевые эксперты в разных странах. В том числе в «Сколково», где над проектом «Здравоохранение 2.0» трудится лауреат премии «Лидер России» Максим Чернин, потративший на это дело весь свой президентский грант. Он сразу попросил не связывать эту работу и те мысли, которыми поделился с читателями (и поделится в скором времени с представителями Минздрава), с его коммерческой деятельностью (г-н Чернин возглавляет совет директоров компании «Доктор рядом» – крупнейшего и самого быстроразвивающегося телемедицинского проекта в России).

Дело в том, что независимый экспертный подход может и должен отличаться от лоббирования конкретного бизнес-проекта. Собственно, и все системы, в том числе «Медицина 2.0», выстраиваются в разных странах и в мире в целом как некий компромисс между интересами лоббистов со стороны бизнеса и потребностей общества.

В «Сколково», кстати, попробовали начать с традиционного для бизнес-проектов принципа поиска best-practice, но столкнулись с тем, что в мире не существует не просто лучшей, но даже просто одобренной пользователями системы медобслуживания. Те же США, вкладывая несравнимо больше других стран (18% своего колоссального ВВП) в здравоохранение, провалились во время пандемии, а кроме того, не входят даже в топ-30 по такому ключевому показателю, как ожидаемая (то есть прогнозируемая для нынешнего поколения) продолжительность здоровой жизни. А Япония, среди 40 развитых стран лидирующая по данному показателю, занимает предпоследнее, 39-е место. И такое несоответствие важных характеристик здравоохранения и рейтинга удовлетворенности им наблюдается везде.

Таким образом, готовых рецептов для медицины и здравоохранения в мире пока в принципе не существует. Поэтому после начала пандемии все страны оперативно взялись за разработку новых, более устраивающих население и бизнес схем. Параллельно технологические лидеры фарминдустрии предлагают, точнее навязывают миру свои ноу-хау. Чтобы кто-то не изобрел более эффективные методы, технологии и стандарты.

В ожидании новой техно-революции

Что же касается наиболее перспективных медицинских технологий, которые после коронавируса развиваются ускоренными темпами, ибо инвестиции сюда идут колоссальные (в том числе, в формирование национальных и глобальных систем медицинской безопасности), один из самых важных трендов – ускоренное формирование странами, обладающими IT-потенциалом, собственных баз медицинских данных. В том числе баз генотипов (ДНК-профилей). Последним заняты все ключевые игроки – Китай, США и Европа. Драйвером везде выступает государство. Для ускорения процесса все делается добровольно-принудительно.

Россия официально в этой гонке пока в числе отстающих. И это очень нехорошо по той причине, что потом, нагоняя, нам придется, как обычно, использовать не свои, а чужие наработки (стандарты и технологии). А это означает не только спонсирование заграничных специалистов, но и повышенный риск – говоря откровенно, неминуемую утечку наших данных к политическим и экономическим конкурентам.

Но, кто сказал, что тестирование на коронавирус – не один из возможных методов пополнения базы ДНК-профилей? И если это так, то становится понятно, почему все ведущие страны синхронно под предлогом (или под давлением) пандемии провели массовую диагностику населения. Возможно, это свидетельство того, что мы уже на пороге той самой новой технологической революции, которую можно будет назвать генетической.